Этой весной в Русском клубе Вантаа состоялся необычный концерт «Ливер и друзья!”, в котором приняли участие Александр Ливер, Алексей Зубкерман и Артём Зенёв (руководитель музыкальной студии в Русском клубе Вантаа). Они втроем радовали публику авторскими композициями, которые войдут в их новый совместный альбом.
Александр Ливер (сценический псевдоним Дмитрия Тихонова) известен, как участник группы «НОМ» («Неформальное объединение молодежи»), которая аккумулирует вокруг себя артистов в самом широком понимании этого слова. Они и музицируют, и кино снимают, и рисуют, достаточно сказать, что легендарный художник Николай Копейкин – внес существенный вклад в «НОМ».
Также Дмитрия Тихонова друзья называют «Шаляпин 21 века». Они почти не преувеличивают, ведь Дмитрий – октавист в «Гранд-Опера» Женевы, у него низкий голос – бас-профундо.
Перед началом концерта нам посчастливилось побеседовать с этим разноплановым артистом.
-Некоторые приходят в музыку с самого детства. Их попросту заставляют ею заниматься родители. Это ваш путь, или у вас было по-другому?
-Для меня музыка началась с маленького проигрывателя, на котором крутили диски-миньоны. Детские оперы «Мойдодыр», «Доктор Айболит». Авторы остроумно включали в них цитаты из известных опер. Например, в «Мойдодыре», как я уже позже понял, была видоизмененная ария Дона Базилио из «Севильского цирюльника». И хорошо! Дети привыкают к этим стандартам, музыкальным фразам, цитатам. А потом, когда находят их во «взрослой» музыке, у них происходит радость узнавания – о, да это же вот что!
-В детстве мы любили увиливать от занятий музыкой. А вы? Это хорошо – получить в детстве такую прививку любви к музыке, пусть даже иногда и насильно нам «вколотую» родителями?
-Музыка меня окружала. Бабушка играла на пианино и аккордеоне, трофейном, она привезла его с войны. Я вольготно себя чувствовал. А вот когда пошел в школу, надо было пацаненка пристроить куда-то, (не все ж по помойкам ему шастать), и меня определили в кружок фортепьяно в Доме офицеров. Купили подержанный инструмент, родители потратились. Помню, как я за ним сидел – плым, плым, плым. Быстро и легко схватывал, но сидеть и учить надоедало. Маме приходилось заставлять. А я был недоволен: «У, надо идти в музыкальную школу». А ведь были более интересные дела – например, закопать портфель с нотами в листья, прыгать в этих листьях, бегать по лужам, по деревьям лазить.
-Когда появился перелом – вдруг вы заметили, что музыка вас всерьез интересует?
-Были такие проблески – вдруг начинаешь отдавать себе в чем-то отчет. Вдруг на уроке музыки песня «Море, ты слышишь, море, твоим матросом хочу я стать», ты ее поешь своим детским, «ангельским» голосом, и вдруг учительница говорит – о, ты мог бы солистом в хоре петь! И я помню, что мне самому это нравилось.
Потом стал постарше, стали ходить в филармонию, в концертные залы в Ленинграде, услышал там «Болеро», это было прекрасно. Или органные вечера – скучновато, но впечатляло! Так я с 8 до 14 лет проучился в музыкальной школе. Потом меня классика поддостала, и я сказал – все, больше не хочу, надоело! Так ведь у детей?
-Вы упомянули «ангельский» голос, который был у вас в детстве. А сейчас у вас бас. Если я правильно понимаю, для вашего тембра почти не написаны первые партии. В театре басы часто на вторых ролях. Поэтому мне лично их всегда немного жаль.
-Совершенно верно! Я даже на концертах говорю: нам ли, басам, легко жить! У нас роли – старики-отцы, моралисты, злодеи, жандармы, пьяницы. Нехорошие роли. Роль юного влюбленного – такой для нас нет. Филипп Второй в «Дон Карлосе» жалуется – я тут один сплю под сводами своего холодного дворца.
-Да, жаль! Вам перед девушками в роли не блеснуть.
После первого курса мы поехали в стройотряд. И там один парень в Доме культуры стал на пианино играть. И все девушки столпились, стали на него смотреть. И я подумал: «Хм, зачем же я бросил уроки музыки?» Пошел, достал Бетховена и разучил всю 14-ую сонату, все три части. Потом пошел в джазовую школу, от стипендии отстегивал, чтобы учиться (Дмитрий получил высшее техническое образование, и какое-то время работал инженером – прим.жур.).
-У вас очень богатый репертуар, «отовсюду понемногу» по вашим же словам. Вы исполняете очень разные тексты и музыку, а к чему лежит душа? Что вам ближе?
Когда я переехал жить во Францию, поначалу нравилось исполнять русские народные песни. Попел и пошел дальше. Оперный репертуар расширил. Что нравится петь? Зависит от настроения, от ситуации. В трудный момент жизни пение на клиросе очень нравилось, помогало, несло.
-Как у артиста это стыкуется – утром он выбирает один стиль исполнения и один репертуар, а вечером – совсем другой, противоположный. Иногда это не от хорошей жизни – певцы утром в церкви поют, вечером в кабаке. А иногда такая широта возникает из-за интереса к материалу. Вы поете и на клиросе, и на оперной сцене, и «низким жанром» не пренебрегаете. Как вам это удается?
-Приходится делать пластилин из своих голосовых связок. На репетиции в театре Женевы, кстати, тоже. Репетиция разбита на несколько частей. Сначала, допустим, Вагнер. Потом Россини. А потом еще Шостакович. И хормейстер говорит: «Стоп, вот сейчас мне уже не нужны «вагнеровские» голоса, убирайте. Нужны уже «Россини». Переключайте у себя тембра! Отбеливайте».
Раньше, мне кажется, все было более зажато, консервативно. «Надо петь вот так!» — говорили нам. Шаг вправо-влево – никак. А сейчас уже нет. Постановщики даже требуют: «Не надо академично петь! Не пойте «Ха-ха-ха», пойте «Хе-хе-хе», злобно и ехидно». Можно кривляться голосом. Просят больше естественности, больше жизни, просят играть.
-Был момент в моей юности, когда вышел новый альбом «Барселона». Мы слушали обожаемого Фредди Меркьюри и страшно радовались, что он не побоялся выйти на сцену с оперной певицей. Тогда мы были молодые и глупые, оперу ни в грош не ставили, и нам просто было приятно, что наш кумир зашел на «чужую» территорию, и еще и там показал себя молодцом. У вас голос позволяет быть исполнителем и на оперной сцене, и в ночном клубе. Вы и серьезный исполнитель, и лицедей из «НОМ». Любопытно следить за вашими метаморфозами. Разного рода музыкальные коллаборации вы приветствуете?
-Кстати, сейчас замечаете? Если внимательно послушать «Барселону» — поют оба чудесно. Фредди поет хорошо. Но, когда вступает Монсеррат Кабалье, это как будто 3D включают. Такой объем, богатство, глубина звука. Сразу видна разница. А что касается коллабораций – я «за». Меня звали исполнять «Всенощную» Рахманинова, там нужны глубокие басы, а также звали рекламные ролики озвучивать. Всякое бывало. На открытой площадке, на ярмарке исполнял народные песни. Много чего просят. Был такой концерт псалмов, там выступали три коллектива Женевы – протестантский хор, еврейский хор и православный хор. Традиция псалмов в разных культурах. Я участвовал в двух коллективах. То надевал кипу, то снимал. То «Халлилуя» поешь, то «Аллилуя». То «Аминь», то «Омэн».
-Вы много времени проводите в дороге. Выступаете в разных странах. Сейчас у многих артистов это вынужденный путь. А у вас так давно сложилось. Есть ли у вас понятие «дома»? Сегодня вопросы идентичности стоят остро для многих.
-Дом там, где кредит на жилье. Приходишь – уф, всё, ты дома. Спокоен. Выдохнул. Так что понятие дома у меня есть. Нет такого – только дорога и все. Коллеги-солисты на полтора месяца приезжают, живут у нас, потом дальше куда-то едут… Когда ты один – тогда это еще легко. А если семья и дети? Уже нужно оседать, чтобы дети в школу ходили.
-Говорят, сингл «Smoke on the water» у группы «Deep Purple» родился в Швейцарии, в Монтрё, когда сгорела студии, в которой они записывали свой альбом. Вам не доводилось исполнять этот хит?
-«Smoke on the water» не исполнял. Но когда мы с ребятами подъезжали к Монтрё, то я включил этот хит в машине, когда открылся вид на горы. Было хорошо! Кстати, в музыкальных магазинах в гитарном отделе у нас висит объявление: «Просьба «Smoke on the water» не играть». Потому что приходят люди гитары покупать, и каждый начинает. Продавцы больше не могут это слышать!
В Монтрё я выступал несколько лет назад. Была новогодняя ярмарка, Россию пригласили в качестве почетного гостя. Я подготовил программу, и особенно мне тогда понравилось петь песни из кинофильма «17 мгновений весны». Швейцария, Штирлиц, а мое имя по паспорту Дмитрий Вячеславович Тихонов (актер Вячеслав Тихонов исполнил роль Штирлица – прим.жур.). И отец у меня носил в свое время черную форму военно-морского офицера. Как-то я это все спроецировал на себя.
-Как вы вообще относитесь к тому, чтобы исполнять известные хиты? Возможно, вам интересно работать над каверами?
-Да я постоянно только это и делаю. Исполняю песни множества композиторов, чужие песни. И каверы мы делаем. Вот сейчас мой альбом вышел «Песни цыганских композиторов». Там я тоже поступил «по-цыгански». Как они коня гуталином красили, чтобы его не узнали, так и я переделал песни по-своему, чтобы их не узнали. Я люблю перепевать песни.
-Как публика в других странах воспринимает сегодня нашу культуру, песни?
-Прекрасно. Я выступал недавно в женевской штаб-квартире ООН на 150-летии Шаляпина. Был полный зал. Все были довольны, слушали внимательно. Никаких выкриков, эксцессов – ничего этого не было. Я даже заранее приготовился: что ответить, если кто-то выйдет и крикнет глупость. Я был готов пошутить. Сам Федор Иванович тоже сталкивался со всякими выкриками. Белые кричали ему – «продался Советам». А с обратной стороны ему кричали – «беляк». Всякое было.
Вопросы задавала Илона Румянцева
